Мангамания

Если во всем многообразии мира попробовать найти символ Японии-конкретный, материальный и всеобъемлющий, то им станут вовсе не навязшие в зубах суши и уж тем более не перманентно цветущая сакура, а комиксы, именуемые «манга». Слово это, в переводе обозначающее что-то вроде «гротескных изображений» (а проще говоря-«веселые картинки»), придумал в начале XIX века знаменитый японский художник и повелитель волн Хокусай. Однако первые изображения, более или менее напоминающие комиксы,появились в Японии еще восемьсот лет назад. Ныне четыре свитка работы буддийского монаха Тоба с изображением сценок из жизни зверушек и монастырских послушников почитаются за священные дзэнские реликвии. А почти сорок процентов современной японской печатной продукции выходит в виде манга. Они давно уже обогнали по популярности обыкновенные книги без картинок, кинофильмы и наступают на пятки всесильному телевидению.

Самый популярный манга-журнал «Сёнен» еженедельно расходится тиражом почти четыре миллиона экземпляров. Существуют манга-учебники, манга-адаптации шедевров мировой литературы, манга-анекдоты и манга-руководства по игре в китайский бильярд. Чужаку, иностранцу-«гайдзину», понять причину глобальной популярности столь несерьезной, в сущности, штуки непросто, если вообще под силу. Что до коренных потребителей манга, то, допустим, японский культуролог Есихиро Енэдзава объясняет ажиотаж следующим манером: «Они создают зрительный образ, который вводит читателя в атмосферу места так. какне смогли бы сделать одни лишь слова. Они способны передавать тонкие нюансы. Создавать их намного дешевле, чем кинокартины,они требуют меньших затрат труда, но достигают схожего воздействия. Они более непосредственны, чем романы или повести». В общем, «я не знаю, как у вас, а у нас в Японии…»

В сознании же неяпонца слово «манга» в первую очередь ассоциируется с мультфильмами made in Japan. Все они-и памятный по утренникам в «Баррикадах» «Корабль-призрак» в компании с «Русалочкой» и «Котом в сапогах», и бесконечный телесериал «Сейлор-мун» об очарованной Луной супердевочке в матроске, технократические антиутопии вроде «Карнавала роботов»-хоть и имеют к манга самое непосредственное отношение, но называются «анимэ» . Направлений в японской мультипликации ничуть не меньше, чем в комиксах: исторические драмы о самураях, истории спортивных команд, детские сказки, научно-фантастические боевики. Есть и мейнстримовый ситец для всей семьи, и парча для избранных и посвященных. Неудивительно,что в один прекрасный момент (примерно с середины восьмидесятых) мода на аниме распространилась и за пределы Японии. И если некогда на стилистику японских художников влияли западные киновизионеры Терри Гиллиам и Ридли Скотт, то теперь уже новая голливудская поросль черпает свое болезненное вдохновение в традициях аниме. В основном это касается боевых сюжетов, на которые японцы всегда были изрядными мастаками. Рубака-парень Джеки Чан снялся в игровой версии аниме-сериала «Уличный охотник» студии «Санрайз»-комическом детективе с песнями и плясками. «Плачущий убийца» Кристофа Гэнса, один из самых совершенных и изысканных боевиков девяностых годов, поставлен по мотивам альтовой манга-серии, придуманной Рюичи Икегами и Казуо Койке. Наконец, самый громкий и впечатляющий пример вдохновенного эпигонства конца тысячелетия»Матрица» братьев Вачовски, которая, несмотря на все свое «новаторство» и «революционность», полностью вышла из аниме, в первую очередь-из классического ки-берпанковского шедевра Ма-муро Осии «Призрак в доспехах».

Само собой разумеется, что персонажи манга (а позже и аниме) занимались не только ^» войной, но и любовью. Неприличные комиксы и мультфильмы обозначаются словом «хентаи» (что в переводе значит «извращение») и чаще всего оправдывают это гордое имя на сто с лишним процентов. Эротика так или иначе присутствовала на страницах манга еще с хокусаевской эпохи-во все времена японская цензура куда больше внимания уделяла политике, нежели изображению любовных утех. Ощутимый и довольно продолжительный спад эротического накала в манга пришелся на эпоху Второй мировой и связан с победой, одержанной над Японией ханжами-американцами в 1945 году. С воцарением на островах оккупационных сил генерала Макартура там были приняты вполне драконовские законы, регламентирующие изображение обнаженной натуры и всего так или иначе с ней связанного. К середине шестидесятых процесс вроде бы пошел с новой силой и появились художники вроде Го Нагая, чьи фривольные манга из серии «Школа бесстыдников» публично предавали огню возмущенные активисты всевозможных родительских комитетов.

А в 1969 году на экраны вышел первый в Японии (и во всем мире) полнометражный эротический мультфильм «1001 ночь» по мотивам арабских сказок, поставленный самим Осаму Тэдзукой-«Богом манга», безусловным классиком рисованных историй и одним из самых важных людей в истории жанра. Двумя годами позже тот же Тэдзука снялвесьма откровенную аниме-версию «Клеопатры». Но настоящий прорыв в новейшей истории хентаи случился в 1987 году. На видео появилась выдержанная в элегических тонах «Песнь ветра и деревьев» по мотивам этапной гей-манга Кейко Такемии. Но это были еще цветочки. Самое главное-режиссер Хидеки Такаяма выпустил первый эпизод «Легенды о Сверхдьяволе» (известной во всем мире под оригинальным японским названием «Уротсукидодзи»)- поэму патологического экстаза, нареченную американскими критиками «одной из наиболее эротичных, жестоких и визуально впечатляющих саг в истории японской анимации». Именно здесь отношение нового поколения создателей манга к демонстрации интимной близости было определено с поистине самурайской бескомпромиссностью. То, что происходит с телами часто и с удовольствием совокупляющихся персонажей «Сверхдьявола», выходит далеко за рамки привычных понятий об эротике и порнографии и в большей степени напоминает патологоанатомические бенефисы заокеанских некрореалистов вроде Брайана Юзна. В кульминационный момент соития демонический любовник — Сверхдьявол то и дело превращался в огнедышащего многорукого монстра, даже отдаленно не напоминающего человека, и опутывал партнершу склизкой сетью из вающихся щупальцев-фаллосов. Эротический «данс-макабр» был щедро приправлен заведомо ложными измышлениями на тему оккультизма и мировой космогонии (этакие лавкрафтовские «мифы седой старины», оголтело перелопаченные сумасшедшим фрейдистом-радикалом) и озвучен хэви-металлическим скрежетом самого зверского пошиба. Однако на физиологическом фоне «Сверхдьявола» не то что Хокусай, но даже Анджей Жу-лавский, некогда повенчавший красавицу Изабель Аджани с головоногой пупырчатой тварью в финале своей «Одержимой», глядится сущим агнцем. Расслабиться и получать удовольствие от подобного рода «клубнички» мог только самый законченный маньяк-но на нашей веселой планете таковых оказалось на диво много. «Легенда о Сверхдьяволе» трубным зовом прогремела по всему миру и стала в некотором роде эталоном. Во второй, еще более навороченной серии «Уротсукидодзи»-«Легенде о демоническом чреве», поставленной тем же Такаямой двумя годами позже, присутствовал помимо прочих источающий первертный шарм сын ученогонациста, использующего последние достижения науки и магии для противоборства со Сверхдьяволом. Нетрудно догадаться, что полем битвы в данном случае становились не только души человеческие, но и кое-что куда более телесное. Идеи Такаямы были с азартом подхвачены хентаи-массами, и с тех пор несчастным девушкам то и дело приходилось вступать в противоестественные отношения с самыми причудливыми тварями. Традиционный годаровский расклад «мужское- женское» воспринимался теперь чуть ли не как оскорбление. Впрочем, далеко не всегда дела обстоят настолько брутально. Постоянными героями хентаи наряду с когтистыми исчадиями ада являются существа пусть странные, но необязательно отвратительные. Большой любовью пользуются среди прочих так называемые «мохнатки»-остроухие девочки, покрытые шерсткой приятных расцветок, с беличьими хвостами и кошачьим темпераментом.

В чести также русалки и прочие дюймо-вочки. Пример совсем нестрашного хентаи подобного рода-«Невеста-Эльф» Хироки Ямакавы, где простому пареньку, обручившемуся с очаровательной нечистью, приходится преодолевать не только косные взгляды окружающих, но и понятные проблемы анатомического свойства. Отдельным пунктом идет секс со всевозможными кибор-гами, андроидами или просто механизмами. Наконец, не обходится и без своеобразного культурологического дискурса-этаких пародийных хентаи, в которых персонажи популярных манга для девочек (вроде «Сейлормун») занимаются бог весть чем без всяких там матросских костюмчиков. Но мультфильмы мультфильмами, а главная кладовая восходящего солнца для поклонников хентаи-понятно, Интернет.

Именно в Сети томятся в ожидании своих повелителей десятки тысяч школьниц, тщательно, до последней складочки вырисованных мэтрами направления. Именно современные Гумберты Гумберты составляют подавляющее большинство фанатов хентаи: почти все героини скабрезных картинок относятся к «детям младшего и среднего школьного возраста» или как минимум очень умело ими притворяются. Чаще всего они наивны и беспомощны, на их невинных личиках то и дело поблескиваюбольшие круглые очки отличницы, а все, что с ними происходит, не выходит за рамки архептическогосюжета о Красной Шапочке. Что бы ни происходило, отличить бабушку от волка (или насильника, или маньяка-оборотня, или многоногого инопланетного гостя) эти девчонки не способны по определению. Потому им остается только таращить огромные глаза, традиционно считающиеся в эстетике манга символом юности. Нам же-до скончания века вглядываться в графические трещинки, пытаясь в очередной раз сообразить: что же это все-таки значит- быть японцем? Право это или обязанность, состояние души или вредная привычка? Или просто отчаянная склонность к нарисованному сексу, раскрашенному всеми цветами радуги .